Утром же уехал на Салон. По дороге в машине разговаривал с Николаем Филипповичем……, директором организации, создающей подобные выставки. Это моя обычная пытка светским разговором, в котором я, прикидываясь, что знаю всё и обо всём, выпытываю массу подробностей. Но, дай Бог злости и злобы, я об этом позже публично расскажу.
А на Салоне тем временем настал час группы 17-ти. По слухам, им не очень охотно дали время, к тому же самое утреннее. Основной их тезис: здесь представлен очень узкий слой писателей, так сказать, выборка нерепрезентативна. Так ли одинаково хороши эти писатели, но мысль, что в этой другой литературе всё про насилие, про поедание экскрементов, про отношения нетрадиционной ориентации (это всё говорил М.Замшев), мысль справедливая. Сюда можно еще добавить о нескольких авторах, пишущих на специфически настроенную тему собственного народа, выклинившего себе место среди русских. Вообще, складывается впечатление, что писатель в России какой-то странный: он всё время говорит, как всё и тотально у нас плохо, отвратительно, поэтому-де он, повинуясь долгу, только об этом и может писать.
Многое на встрече говорилось остро и без обиняков. Я, пожалуй, не соглашусь, что только этих писателей и будут читать в школах. Этого никто не знает. Естественно, очень по-боевому выступил Петя Алешкин. После ликующего этого выступления мы сидели с ним, и он, уже в который раз, попросил у меня семинар. И уже в который раз я ему объяснил: он чуть перетягивает по общей культуре, чуть недобирает по внутренней терпимости.
Потом, скорее дружески — выступал В.З.Демьянков, — нежели из интереса, пошел на круглый стол "Роль книгоиздания в развитии международных и научных и культурных связей". И вот тут меня ждал некий сюрприз. Хоть в чем-то у нас оказался примечательный прорыв: "За последние десять лет мы, собственно, открыли горизонты нашей общественной мысли" (членкор Владислав Лекторский, главный редактор "Вопросов философии"). Здесь академик в первую очередь имеет в виду "вспоминание" и "раскрытие" ряда имен русских философов. "Чтобы чужое было понятно для своих, мы хотели бы понимать друг друга лучше и лучше" — это уже профессор В.З.Демьянков, который приводит много примеров выпуска книг по литературоведению и лингвистике. "Едва ли не единственная организация, которая противостоит деинтеллектуализации страны, — Российский гуманитарный научный фонд, где директором Андрей Юрасов", крупнейший в мире институт, поддерживающий издание книг социальных наук.
Во второй половине дня гулял с В.З.Демъянковым по Парижу. Единственная сложность — я по-прежнему в московских зимних сапогах. В церкви Сен-Женевьев де Пре нашел памятные доски Декарта и Буало. Не очень-то я представляю, что останки этих людей упокоены под этими могильными плитами, но слава их деяний и мифы о них завораживают. Огромный тусклый собор, давно не мытые — а может быть и никогда — витражи, скульптуры, брошен жребий бессмертия. Возможно ли оно, ограждает ли что-либо память о минувшем? Нет могилы Цезаря, Александра Македонского, Марии Антуанетты. В павильоне или приделе собора плита с тактичной надписью: возможно, именно здесь то самое место, где был похоронен св. Ж…… первый епископ Парижа.
Весь вечер протопал по Парижу. Путаясь в линиях метро, к часу приехал в гостиницу.
23 марта, среда. Как всегда, лучшие часы пребывания во Франции образуются, когда в моей жизни появляется Ирэна Ивановна Сокологорская. В десять утра она вытащила меня из гостиницы и на своей машине повезла к себе на дачу. К счастью, сама она после многих месяцев мучительной болезни вроде бы уже выздоровела. Но теперь заболел Клод Фриу, её муж, у него что-то с суставами, он ходит, опираясь на две палки, у него плохо со зрением.
Дача Клода Фриу и Ирэны Сокологорской в 80 километрах от дома в столице до одноэтажной бывшей фермы под Фонтенбло. Все та же дорога, которую я видел несколько раз раньше, всё меняется, когда подъезжаем ближе к любимому замку Франциска I. Изумительные холмы, иногда, уже после поворота у Фонтенбло, изумрудные поля, цветут какие-то, похожие на иву, кусты. Солнечный день, повезло. Потом, уже в соседствующем знаменитом Барбизоне, я увижу целые поляны нарциссов. По обеим сторонам дороги лес, для меня неожиданный — дерево от дерева довольно далеко, лес как бы разгружен от подлеска. Потом рассказали, что до XIV века здесь была пустыня и сушь. Лес специально насажен для охоты короля. Скачи через такой лес, все видно, ни олень, ни красный кафтан егеря не окажется незамеченным. Иногда в лесу появляется олень с крестом между рогами, это предвещает изменения в королевстве. В память об этом олене Бенвенуто Челлини выбил или отлил из меди или бронзы свой знаменитый барельеф, который сейчас висит в Лувре. Возле него стоят столики кафе, где пять лет назад (!) мы с С.П. пили кофе. Кто же так пожирает время?
Встретился с Клодом, мне показалось, что он не постарел, но похудел, ходит, опираясь на две палки. Читать он тоже почти не может. У него в комнате специальный прибор, который во много раз увеличивает шрифт в книге. Опять вспомнил В.С., у которой, среди прочих, есть такое же несчастье. И он, старый Клод, соскучился по разговорам о литературе, и я за неделю салонной злости и раздражения тоже затосковал об этих импровизациях, когда пропускаются целые фразы, но оба собеседника сразу, наслаждаясь процессом, идут к выводам, — в общем, заговорили, затоковали, засвистели. Пока можешь читать — жизнь еще идет. Я, кстати, как приехал, положил глазные капли в холодильник, да так ими и не пользовался. В.С. за этим следила.
Говорили о Грине, над которым Клод сейчас работает. Мне понравилось точное наблюдение Клода, что не надо представлять Грина певцом флибустьеров и дюков, скорее он писатель женского образа, писатель молодых страстей, девушка у него всегда удерживает и поддерживает мужчину. Ну, разве опишешь всю сладость и мёд подобных разговоров двух литераторов, вцепившихся друг в друга!
Поговорили, я осмотрел сад, большой и старый, и дом, бывшую ферму, с массой старинной мебели, залежами книг, с висящими по стенам картинами, плакатами, гравюрами, удобными креслами, двумя кошками, одна родила котят, которых держит под диваном, с собакой Норкой, моей старой знакомой, с удобствами — теплой водой, отоплением, действующем на русском газе, уборной в доме, — с хорошей посудой, с камином, с уютом, который создается десятилетиями и наживается поколениями.
Попили чаю, заговорили о Барбизоне, который, на машинном ходу, здесь близко, поехали в Барбизон. За рулем опять неутомимая Ирэна Ивановна. У нас несколько часов времени, к 6-7-и приедет Рене, тоже бывший ректор Парижа VIII, он повезет меня обратно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});